Михаил герасимов, УГТУ-УПИ, лауреат
Всероссийского литературного конкурса молодежи «Моя малая
родина»
Конец августа. Раннее утро. Все вокруг в ватной дымке
влажного тумана. Вековые пихты, словно призраки древних
чудовищ, тянут к тропе свои мохнатые лапы. Тропа мала
и беззащитна перед ними. Страшась, она петляет, путается
в малиннике и впопыхах вылетает на скошенный луг. Туман
здесь ниже и реже, жмется к опушке, прячется от восходящего
солнца.
На навершии остроконечного стога, словно древний языческий
идол восседает канюк. Увидев человека, он слегка пригибается,
медленно расправляет крылья и, натужно взмахивая ими,
скрывается в пихтах. «Не удалась утренняя охота» – возвещает
его пронзительный крик.
Луг кончился, тропинка еще некоторое время бежит вдоль
опушки, словно не решаясь его покинуть, но, вдруг набравшись
смелости, как в омут с головой бросается напрямик в лес,
несется не разбирая дороги через поваленные ветром деревья,
ныряет в густой, по пояс, папоротник, перепрыгивает ручейки
и, устав, задохнувшись, приостанавливает свой бег на прибрежных
скалах. Время отдохнуть и осмотреться.
В лесу близящаяся осень кажется чем-то далеким, нереальным.
Время под сенью вековых пихт течет медленней. Здесь же,
на скалах, ее дыхание уже ощутимо.
То тут, то там мелькают маячки рябиновых кистей. Ягоды
шиповника, красные и оранжевые, оттянули ветви к земле
– прячутся от жадных птиц. Ветер на скалах вольный, смелый
– рвет туман, гнет березки, срывает, охальник, с них первые
золотые листья. Над луговиной небольшой стайкой летят
подросшие за лето утки.
Туман над рекой внизу исчез, испарился, втянулся под ивовые
пряди. Вода абсолютно прозрачна. Виден каждый камешек,
каждая травинка на дне. Сотни гольяшек греются на мелководье,
а ближе к скале, над омутом, медленно шевеля плавниками,
дефилируют несколько упитанных голавлей. У зарослей водного
лопуха затаилась в засаде щука. Ее маскировка совершенна,
и лишь молниеносный бросок в сторону зазевавшегося гольяна
выдает присутствие хищницы.
Тропка, отдышавшись, снова зовет в путь. Вдоль реки она
движется спокойно,
размеренно и лишь изредка, с детским восторгом прыгая
по камням, устремляется вниз, к самой воде.
Спускаюсь. Прозрачная вода обманчива, и первый шагтуда,
где, казалось бы,не глубже, чем по калено, чутьбыло не
оборачивается незапланированным купанием. Разматываю снасть.
Быстрое течение подхватывает поплавок, и он, подпрыгивая,
словно мячик, мчится мимо полузатопленных веток, мимо
огромного древесного ствола, мимо галечной отмели, мимо
лопухов и останавливается, плавно кружась в суводи под
обрывистым берегом.
Мгновение – и поплавок резко исчезает под водой. Подсечка.
Из воды пулей вылетает гольян с мизинец. Снова заброс
и снова гольян – красивый, блестящий, упитанный. Но не
за ним пришел я сюда. Возвратив рыбку в родную стихию,
медленно двигаюсь вдоль заросшей лопухом галечной отмели.
Лопушатник высок и силен. Длинные жилистые стебли стоически
борются с быстрым течением. Пока. Но пройдет еще пара
недель, и они падут под натиском осени. Листья пожелтеют,
оборвутся, течение подхватит их и унесет вниз; но корни
останутся, уйдут в песок – и на следующий год вновь зазеленеют
галечные отмели.
Но это позже, а пока под жесткими продолговатыми листьями
кипит жизнь. По самому краю, ближе к течению, копошатся
гольяны и пескаришки. В небольших прогалах в лопуховых
джунглях курсируют стайки подросшей за лето плотвы. На
дне стоят толстые и очень яркие окуни. Иногда на опушке
такой подводной «поляны» можно заметить и щуренка-карандашика.
Щурята свято верят в свой природный камуфляж. Подведешь
к такому травинку и мягко толкнешь в бок, а он плавно,
работая лишь грудными плавниками, отодвинется в сторону:
мол, и не рыба я вовсе, а так, тростинка, болтаюсь себе
по течению, никого не трогаю. Но если бросить перед ним
червяка, как «травинка» оживает и молниеносно хватает
его.
При очередном забросе, поплавок, обогнув подтопленный
куст ольхи, уверенно уходит под воду. Подсечка. Длинное
удилище мягко амортизирует рывки крупной рыбы. Медленно,
осторожно подвожу добычу к галечной косе и резким рывком
выбрасываю ее на берег. Голавль. С полкило весом и сантиметров
тридцать в длину. Приятно.
Иду дальше, вниз по течению. На перекатах на червяка бойко
клюют толстые пятнистые и усатые пескари. Вдоль зарослей
лопушатника на малинку попадается увесистая плотва и мерная
уклейка. Время от времени на распаренное пшеничное зернышко
покушаются бойкие голавлики с ладошку. В яме под огромной
скалой ароматным хлебным катышем соблазняется неплохой
подлещик…
День пролетает незаметно. Уже темнеет, солнце медленно
заползает за гору, стихают птичьи трели. Чувства обостряются.
Звуки становятся резче: слышно, как журчит вода на соседнем
перекате, как шуршит в прибрежном малиннике мышка, как
хлопают крылья у пролетающего над лугом ворона... Слышно
даже, как бьется сердце. Или кажется?
Поплавок едва заметен на водной глади. Он уже миновал
быстрый перекат и теперь плавно скользит по широкому спокойному
плесу. Новый звук, плавные взмахи крыльев. Оборачиваюсь
на миг, всего лишь на миг: два журавля и огненный закат
над лесом... Какое-то странное чувство заставляет бросить
взгляд на поплавок, туда, где он должен быть. Его нет!
Подсечка. Мощный удар по удилищу. Рыбина кругами ходит
по плесу, спокойно, уверенно. Как может тончайшая леска-паутинка
удержать ее, владелицу здешних вод? Резкий удар. Рыбина
в каскаде брызг вылетает из воды. Хариус! Снова удар –
и вновь кульбит. Леска звенит, но пока держит. Плавно,
почти нежно направляю рыбину к отмели. Почувствовав мелководье,
хариус находит в себе силы на последний бросок. Прямо
в заросли лопуха под моими ногами.
Чуть дыша, раздвигаю лопухи и замираю. В метре от меня,
обмотав леску вокруг жилистого стебля, стоит, чуть колеблясь
на течении, полуметровый хариус. Плавно двигая жаберными
крышками, он словно наблюдает за мной. А я смотрю и не
верю. Вот она, моя Царь-Рыба, мечта, – рукой подать. Почти
черная в отблесках заката. А в голове всплывает когда-то
прочитанное: «Нельзя поймать Царь-Рыбу, можно ловить,
ловить всю жизнь, но поймать нельзя. Не нужно…» Но рука
сама тянется к ней... Удар, всплеск, воронка на воде.
Облачко мути вниз по течению. На стебле сиротливо болтается
разо-гнутый крючок...
Выхожу на берег, сажусь на нагретый солнцем валун и долго
смотрю на воду. Затем складываю снасти и иду назад, на
станцию. На душе приятная и странная грусть. Не рыбы жалко
– мига, мгновения. Точно знаю, что вернусь...
