Глаза не хотели смотреть, потому что больно, было,
мучительно... больно. Все внутренние ощущения вдруг стали одним страшным спазмом, который сжал сердце в длинную острую иглу. Лишь мозг непристрастно воспринимал происходящее...
Мозг надрывался, сознание прогнулось.
Что-то страшное и легкое продвигалось к сознанию.
Было привычно одно: мир. В нем росли большие сухие деревья, на которых молчали вороны, частью кружа под серым небом. Было душно...
невыносимо душно. Так, как бывает перед грозой. И это тоже было привычно. Страшный и красивый серый мир. В серой полумгле проглядывало изогнутое, вырожденное в непонятную форму солнце. Неподвижно и красиво, по-страшному красиво.
На мгновение ему показалось, что это он сидит на ветке столетней птицей и наблюдает... Людей было много. Вели они себя по-разному. Ближе всех в неведомых позах женщины, рыдая, падая на колени, с посеревшими от боли лицами. Дальше стояли другие, кто-то искренне сочувствовал, кто-то сострадал, были и те. кто изображал боль... Но все люди оделись в черное, став похожими на окружающий мир. Те женщины почти слились с ним в порыве и стали даже красивыми, на их фоне остальные показались птице в разной степени уродами.
Но ее черные мудрые глаза видели лишь двоих: юношу с хорошо и аппетитно пахнущим лицом, застывшим в уродливом красном ящике, бесконечно красивым в мертвенной неподвижности и мужчину бледно-серого цвета. Их черты самые чарующие в этом мире.
Глаза птицы встретились с взглядом мужчины и он вздрогнул. Каменный мозг давил на глаза с невероятной мощью, пока не посыпались каплями слезы. Они текли по еще не изрезанному морщинами лицу и падали на черную жирную землю. В эту секунду боль вспыхнула с невероятной силой, но мозг и сознание выдержали. Боль уходила из них. Первая слеза не успела покинуть его глаза, как сверкнула молния. Из серого неба посыпались капли, столь похожие на слезы.
Гром, удивительный гром прокатился по миру и остался в сознании - навсегда.
Мужчина рыдал с невероятной болью, сжав почти седые волосы. Он не мог и предположить, что почти растерял красоту, которой в глубине сознания мог бы гордиться. Лишь одно слово, которое он прекрасно знал, но не понимал в эту секунду, вертелось в голове:
- Почему?
Это было огромной, вселенской жестокостью и несправедливостью. В красном гробу лежал его двадцатилетний единственный сын, погибший где-то в Горной Чечне.
Но даже эти «где-то» в его голове не укладывались. Он отказал себе в понимании, и этим спас свое сознание.
Впереди все плыло, искажаясь, меняя форму. Внезапно побелев, он упал на землю.
Все, кроме двоих, бросились к упавшему, пытаясь привести его в чувство, которое доставляло невыносимую боль. Только женщина с серым лицом и мертвый юноша не заметили.
Мужчина лежал на земле. Он помнил, прекрасно помнил тот самый лучший момент в своей жизни...
Это был самый лучший год. Никогда больше он вместе с молодой женой не испытывал счастливой успокоенности, мудрого ожидания. Ощущение, что прикасаешься к мирозданию, становишься соучастником сотворения мира. Ты дал новую жизнь, ты выполняешь светлую, не гнетущую разум миссию.
За тот год их чувства изменились до неузнаваемости. Точно став одной любящей материей, они ждали.
Он помнил этот мир и хотел, чтобы сын запомнил его именно таким: огромные зеленые деревья, в ветвях которых можно было спать; странные белые голуби; они клокотали от наслаждения свободы; кружили в бело-голубом небе, подчиняясь весенним ветрам. Мудрое солнце видело и чувствовало все - он знал это точно.
Все изменилось в одночасье, когда этот мир услышал его сына, его первые звуки здесь. Маленькое, кукольного вида существо, которое он с наисладчайшим теплом в раздувшемся от любви сердце именовал сыном, стало центром всей его жизни.
Не сговариваясь, вместе с женой они любили и заботились лишь о маленьком сыне. Их собственная любовь как-то быстро отошла на невидный план, но хуже им от такого чувства не было.
Он помнил, как рос его сын, как он учился ходить. Четыре первые буквы, осмысленно сказанные им, сделали отца самым счастливым. Время текло с ударами сердца сына.
Всю вселенную любви и знаний он пытался передать, чувствуя себя немым.
Ясли, детский сад, школа - все мчалось с невероятной быстротой.
Характер сына, его внешность менялись до неузнаваемости. Он был рядом, зная, как важен он сейчас в жизни сына.
Кем был для него ребенок? - всем. Религией, смыслом жизни, панацеей душевных переживаний...
Восемнадцать лет сыну. В который раз все переворачивалось. Взрослая жизнь свежим воздухом манила из душных родительских стен.
Прибегал и убегал он.
В холодный осенний вечер сын застал мать и отца молча сидящими на кухне. Свет не горел. Полумрак нагнетал любопытство. Родители были расстроены, не замечали его. Белый, больничного вида клочок лежал на столе.
Даже в обмороке отец помнил текст на этом клочке. На столе черной меткой валялась повестка в военкомат о прохождении военной службы в рядах армии.
Отец лежал на черной земле в обмороке. Впереди тусклым светом маячило липкое и нежное лицо смерти...
